http://patriarch.voskres.ru/

Бог нам поможет
("Литературная газета" от M.I 1.90)


содержание

На вопросы обозревателя "ЛГ" Олега Мороза отвечает Святейший Патриарх Московский и всей Руси Алексий II ("Литературная газета" от M.I 1.90)

- Ваше Святейшество! Спустя несколько дней после октябрьского переворота 1917г. митрополит Тихон, получив известие об избрании его патриархом, говорил: "Ваша весть об избрании меня патриархом является для меня тем свитком, на котором написано: Плач, и стон, м горе... Сколько... придется мне глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении, особенно в настоящую тяжелую годину!" Не хотелось ли и Вам сказать что-либо подобное, когда Вы вступали на пост патриарха? Ведь и сейчас тяжелая година.

- 1990 год все же отличается от конца года 1917-го... Слова, которые вы привели, взяты святителем патриархом Тихоном из пророка Иезекииля. Их судьбы, конечно, удивительно схожи. И в дни патриарха Тихона, и в дни пророка Иезекииля только начиналось пленение их народов, в обоих случаях продлившееся 70 лет. И в том, и в другом случае это пленение было вызвано охлаждением ревности по Богу в народе, и ближайшей религиозной опасностью было подчинение верующего народа религиозным взглядам их новых властителей, то есть древнему или новому язычеству.

И пророк Иезекииль, и патриарх Тихон обращались либо к отступникам от веры отцов, либо к людям, находившимся на грани такого искушения. Я напомню вам слова, которые Бог говорил Своему пророку, прежде чем вручить ему этот горький свиток: "Я посылаю тебя к сынам Израилевым, к людям непокорным, которые возмутились против Меня; они и отцы их изменники предо Мною до сего самого дня. И эти сыны с огрубелым лицем и жестоким сердцем... Будут ли они слушать, или не будут.., но пусть знают, что был пророк среди них. А ты, сын человеческий, не бойся их и не бойся речей их... и говори им слова Мои..." (Иез.2, 3-7).

Сегодня, кажется, люди, напротив, ищут дорогу к Церкви, и потому обращаться к ним с такими суровыми словами было бы неуместно.

Что же касается моего личного самоощущения - оно определяется одной простой церковной заповедью: "На крест не просятся, но и с креста не бегают". Если мне будет уготован путь патриарха Тихона - я приму его. Но дерзать самому сравнивать себя с ним я не могу.

Кроме того, тогда удар сознательно и специально наносился по церкви и патриарху. Сегодня же и Церковь, и патриарх будут иметь лишь те скорби, которые будет переживать весь народ. И поэтому патриарху сегодня не стоит выделять свой особый крест.

- Каким Вам видится наше сегодняшнее общество? Могли бы Вы дать его беглый нравственный портрет?

- Мое видение определяется тем опытом социального общения, который я могу иметь. Пастырь большей частью имеет дело с людьми, которые сами обратились к нему. А раз человек обратился в Церковь - значит, нравственное, духовное начало в нем уже пробудилось. В целом задача пастыря - увидеть лучшее в человеке и надеяться на его возрастание. Конечно, та информация, которая идет со всех сторон, приводит подчас в отчаяние. Но, еще раз, те встречи, которые происходят и у меня, и у моих сослужителей, утешают, особенно это относится к детям, обучающимся в воскресных школах. Надеюсь, мы не потеряем это поколение.

Английский писатель и христианин Гилберт Честертон как-то сказал, что все люди делятся на две категории. Первая и лучшая из них - это просто люди, и их, к счастью, больше всего...

Прошедшие годы, конечно, оставили свой след. О том, каковы пороки нашей общественной жизни, знают все. А в области религиозной можно говорить поистине о религиозном одичании. Христианство пытались вытеснить из жизни людей - но на смену ему приходит подлинное язычество. Колдуны, "целители", суррогаты "восточной мудрости", обожествляемые "пришельцы"... И с этим язычеством, может быть, бороться будет тяжелее, чем тысячу лет назад.

- Люди требуют от КПСС покаяния - за весь тот океан горя и страданий, который она им принесла. Не чувствует ли необходимости в чем-либо покаяться и Русская православная церковь?

-Преподобный Исаак Сирии говорил, что "вся Церковь есть Церковь согрешающих, вся Церковь есть Церковь кающихся". Церковь вообще свята не святостью своих членов, а святостью Христа, Который живет и действует в ней.

Если мы этот даваемый нам талант не умножаем - мы грешим. У каждого из нас есть грехи перед Богом и перед ближними.

Но ваш вопрос, очевидно, имеет другой смысл: грешна ли Русская Православная Церковь перед русским народом? Но что такое Русская Церковь, как не сам русский народ, взятый в его духовном устремлении? И у Русской Церкви в целом нет греха, отдельного от греха русского народа.

Если же говорить более конкретно - мы не считаем, что позиция, занятая с 1927 г. митрополитом Сергием, а затем и последующим церковным руководством, принесла вред Церкви и народу. Об этой декларации много сейчас споров. Но ведь декларация митрополита Сергия 1927 г. не стоит каким-то ключевым, поворотным пунктом в истории нашей Церкви советских десятилетий. Принятая в надежде остановить гонения, она их в те годы не остановила. В плане же содержательном она не была первой или самой далеко зашедшей попыткой объяснения Церкви с властями, отказывавшими Церкви в самом праве на существование.

В этих попытках объяснения Церкви приходилось давать властям требуемую ими дань лояльности. Надо было пояснить, что сама Церковь не будет использовать свой авторитет для обострения конфронтации народа и власти, для разжигания политических страстей. Поэтому митрополит Сергий в этой декларации и сказал: "Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи". На эту формулу было много нападок в церковной среде. Но ведь разве не то же самое сказал Тертуллиан - один из первых христианских богословов - римскому императору, также безбожнику и гонителю христиан: "Когда государство потрясено бедствиями, бедствуем также и мы, вместе со всеми членами его, и хотя толпа считает нас чужаками, но беда, кажется, не обойдет и нас" (Тертуллиан. Апология. XXXI, 3). Увы, и в этот раз беда не обошла стороной и христиан - вопреки их подчеркнутому нежеланию вступать в распрю с государством по политическим вопросам.

В самой же формуле митрополита Сергия есть нюанс, которого многие не хотят замечать. Он считает своими беды и радости Родины, а не атеистического государства. Причем о Родине он говорил в те времена, когда само слово это было почти под запретом. И потому не соответствуют истине утверждения из недавнего послания Синода Русской зарубежной церкви о том, что "декларация митрополита Сергия о тождестве интересов Церкви и безбожного государства до сих пор лишает патриархию свободы" ("Русская мысль", № 3711 за 12.02. 1988). Уж если что и лишало патриархию свободы, то, наверное, не декларация.

Дело не в словах 60-летней давности - магической силы они не имеют. Декларация 1927 г., еще раз повторю, сиюминутного реального плода не принесла. Но курс, намеченный еще патриархом Тихоном и развитый митрополитом Сергием, все же помог сохранить Церковь и дожить до сегодняшнего дня. Этот курс был - брать на свою совесть меньший грех, дабы избежать греха большего. Так солдат на войне убивает (и это грех), но отдать на погубление врагу своих ближних, с точки зрения Церкви, было бы грехом несравненно большим. Личное совершенство иногда приходится принести в жертву ради блага других. Патриарх, или митрополит, подставляющий под заведомый разгром свою паству, согрешил бы перед Богом, людьми, Россией больше, чем если бы компромиссом он заслонил Церковь. А заслонять приходилось разными путями, в том числе и провозглашением лояльности.

Это - больно. Но не может многомиллионная Церковь в тоталитарном государстве уйти в катакомбы. Мы грешили. Но виновны мы не перед народом. Ради него, ради возможности не уходить окончательно из реальной жизни сотен миллионов людей иерархи церкви брали грех на душу - грех молчания, грех неправды. И за него перед Богом мы каялись всегда.

Кроме того, наш отказ увести Церковь в катакомбы принес и еще сугубо духовный плод: мы, члены Русской Православной Церкви, не культивировали в себе ненависти и жажды мщения. Боюсь, что психология катакомб нас подталкивала бы именно к этому. - Не слишком ли покорно переносила Церковь те злодеяния, которым подвергли ее, вместе со всем народом, убийцы и садисты? Известно, например, что в связи с кампанией по изъятию церковных ценностей, начатой в феврале 1922 г., по России прошло до двух тысяч процессов и расстреляно было более десяти тысяч верующих, в том числе погибли ряд церковных иерархов, например, митрополит Петроградский Вениамин (он сейчас рассматривается как кандидат на канонизацию, равно как и более ранняя жертва большевистского террора - настоятельница Марфо-Марьинской обители великая княгиня Елизавета Федоровна). Я уж не говорю о бессчетных потерях, понесенных Церковью в последующие годы сталинщины. Между тем резких протестов со стороны Церкви, обращений к международной общественности и т. д. неизвестно. Даже в годы брежневщины, когда расстрелы уже не грозили, и тогда Церковь не поднимала голос протеста, не вступалась за жертвы произвола (об отдельных протестующих голосах священников я не говорю).

А ведь были моменты - особенно в период патриаршего служения Святейшего Тихона,- когда народ готов был увидеть в Церкви последнюю опору, сплотиться вокруг нее в противостоянии кровавой деспотии. Вместо противостояния была покорность.

-Трудно представить, чтобы так покорна была, допустим. Польская католическая церковь.

- Да ведь наша "покорность" была первоначально связана с ощущением того, что Церковь и Россия приемлют свою горькую чашу из руки Божией. И сами гонители воспринимались как орудие Божьего исцеляющего жгущего прикосновения. Вспомним послания патриарха Тихона или, скажем, более доступные для читателей вашей газеты стихи Максимиллиана Волошина времен гражданской войны. Помните: "Верю в правоту верховных сил, расковавших древние стихии, и из недр обугленной России говорю: "Ты прав, что так судил!.."

Католичество, конечно, имеет свои традиции. Но к числу этих традиций относится и политический реализм. Ни в Прибалтике, ни в послевоенной Польше, Германии, Венгрии, Чехословакии, Румынии католическая Церковь не возглавила антикоммунистическую борьбу. Более того, католические общины этих стран легче нашли свое место в социалистических условиях, чем мы,- они не вызвали на себя таких гонений, которые выпали на долю Русской православной церкви.

Позиция патриарха Тихона, который не стал призывать к вооруженному сопротивлению, является глубоко укорененной в православной традиции. Поистине это было не его личное решение, но через него сказалась вера всей Церкви, весь ее двухтысячелетний опыт. Здесь нет места обсуждать духовный смысл и обоснованность такого поведения. Скажу лишь, что оставаясь подлинно православным, нельзя было избрать иное. Вспомним хотя бы подвиг первых русских святых - страстотерпцев Бориса и Глеба.

- Есть ли у вас чувство обиды на КПСС и государство, которые долгие годы жестоко терзали Церковь?

- Спасителем нам заповедано молиться за врагов наших. Молитва же всегда есть созидательное напряжение благой воли. Это водящее, действующее, активное пожелание всеми силами своей души подлинного блага и добра, спасения тому, о ком ты молишься. Конечно, поэтому духовно невозможно ненавидеть того, кому ты молитвенно желаешь вразумления. Эти люди сами считали себя нашими врагами. Мы же не дозволяли себе испытывать к гонителям ненависти и зложелательства. Если бы мы поддались на это искушение, это и означало бы нашу духовную капитуляцию перед ними, ибо означало бы, что силы зла вошли в наше сердце и сделали нас едиными в злобе со своими гонителями.

"Ненавидь грех и люби грешника" - так говорит православие. Я могу и должен осудить (в смысле дать нравственную оценку) поступок человека... Но я не могу поставить знак тождества между этим поступком и самим человеком. "Этот человек солгал" - это дозволительное порицание. "Этот человек лжец" - это уже греховное осуждение. Не оправдывая грех гонений на Церковь со стороны государства и со стороны идеологических вдохновителей этих преследований, мы все же всегда старались видеть в гонителях живых людей. Верующие и священники, прошедшие лагеря, рассказывали, что, бывало, даже своих охранников и следователей им удавалось обращать ко Христу. Это о них, об исповедниках, слова того же Волошина: "В пытках мы выучились верить и молиться за палачей. Мы поняли, что каждый есть пленный ангел в дьявольской личине".

- Как Вы полагаете, почему марксисты прекратили многодесятилетнюю борьбу с Церковью? Просто осознали ее практическую бесперспективность или вняли более глубоким движениям разума и сердца?

Надеетесь ли Вы, что возрождающаяся Церковь сможет внести вклад в решение проблем, стоящих перед нашим обществом? Не кажутся ли Вам преувеличенными такие надежды?

- За все благие изменения в нашей жизни в первую очередь мы всегда приносим благодарение Богу - подателю жизни и добра. Воля Его сказывается и через побуждение людей к исканию добра.

Происходящие перемены не могли не произойти, ибо 1000 лет христианства на русской земле не могли исчезнуть совсем и ибо Бог не мог оставить свой народ, столь возлюбивший Его в своей прежней истории. Не видя десятилетиями просвета, мы не оставляли молитв и надежды - "сверх надежды надежды", как говорил апостол Павел. Мы знаем историю человечества и знаем любовь Бога к сынам Его. И из этого знания мы черпали уверенность, что времена испытаний и господства тьмы кончатся. Слава Богу, люди и власти поняли наконец, что вести войну с Церковью и с верой - значит вести ее со своей собственной душой.

Кроме того, груз нерешенных общественных проблем заставляет многих предполагать, что где-то вне их среды все же есть опыт их решения - за границей или в вытесненной за пределы активной общественной жизни Церкви.

Что касается возможности Церкви помочь обществу - надо учесть, что, накопив тысячелетний опыт помощи каждой человеческой душе. Церковь не имеет готовых рецептов для общества в целом, для решения его экономических, политических, экологических проблем. Здесь мы должны искать и думать вместе. Здесь и лежит поле собственно диалога (в отличие от церковной проповеди и душепопечительства).

Диалог этот сегодня ведет Церковь через участие в Верховном Совете страны и в других органах государственной власти, через совместные конференции, запросами, которые общество обращает к Церкви, и реальной способностью духовенства, недостаточно подготовленного к диалогу и слишком малочисленного для нашего 200-миллионного народа, возвращающегося к вере, чтобы ответить на эти запросы.

Тем более очевидна необходимость различать суждения отдельных священников (особенно по вопросам культурной и общественной жизни) от позиции Православной Церкви в целом.

У нас есть образованные люди, сочетающие в себе владение современной культурой и укорененность в православной традиции. Кроме того, верующие, работающие в светских учреждениях науки и культуры, теперь, не тая более своих убеждений, открыто сотрудничают с Церковью, а многие из них принимают и священный сан. Растет и уровень наших духовных академий. Совместными усилиями богословских сил Церкви Священный Синод вырабатывает позицию Церкви по важнейшим вопросам современной жизни. Поэтому затруднение или неспособность того или иного священника дать нужный совет не означает, что подобающий ответ не может найти вообще вся Церковь. Разные служения есть в организме церкви - и потому с одними вопрошаниями уместно обратиться в монастырь, с другими - в духовные академии, а с третьими - самыми основными и нужными человеку - к своему приходскому священнику.

Компенсировать же нехватку подготовленных пастырей мы будем стараться через развертывание широкой издательской деятельности. В условиях, когда не каждый священник может быть серьезным учителем и проповедником, мы надеемся, что телевидение и средства массовой информации помогут нам донести слово Божие до людей.

Мы надеемся также, что богословски грамотные и подготовленные миряне смогут взять на себя часть труда по возрождению подлинно приходской жизни. В этом нельзя ограничиваться усилиями лишь иерархии и священнослужителей. Надо на деле вспомнить, что наша Церковь "соборная" и что заботы Церкви - это заботы каждого христианина, каждого прихожанина. Должно стать нормальным преподавание закона Божия религиоведения, начал духовности и нравственности мирянам. Хотелось бы, однако, предупредить, что возможно появление самозванцев, людей, которые под видом православия будут проповедовать иные взгляды или же просто не будут обладать необходимой подготовкой в области вероучения. Поэтому мы считаем, что просветительскую работу миряне должны вести лишь по благословению священника или епископа, которые могли бы удостоверить доброкачественность преподаваемого материала. С другой стороны, светским лицам, приглашающим представителей Церкви для чтения курсов лекций в светских учреждениях образования и культуры, следовало бы спрашивать потенциальных преподавателей о наличии у них благословения и подтверждения со стороны Церкви.

Надеюсь, что развитие катехизаторского и проповеднического служения поможет скорейшему приходу в Церковь новых людей, которые смогут исцелить те недуги нашей церковной жизни, которые не сможем, быть может, преодолеть мы. Создание церковных братств, ставящих перед собой задачи просветительской деятельности,- знамение времени и ответ на нужды церкви.

- В эти дни, когда нигде нет мира - ни на улице, ни в душе,- многие с надеждой смотрят на Церковь, ожидая увидеть в ней пример мудрости и спокойного достоинства. И Церковь в самом деле говорит о мире, о любви, о взаимном прощении. В проповедях. Но в реальной жизни и ее захватывает всеобщая эпидемия ненависти, борьбы, противостояния. Разгорается вражда между конфессиями, идут атаки на Русскую Православную Церковь со стороны так называемых карловчан, украинских автокефалистов. Все мы были свидетелями такой исступленной вражды во время Вашей недавней поездки в Киев. Как это все понимать?

- За рубежом образовалась своя эмигрантская церковь, к сожалению, чуждающаяся общения с Русской Православной Церковью и обвиняющая ее в политических и чуть ли не вероучительных компромиссах. О вероучительных, догматических изменениях в нашей церкви всерьез говорить, конечно, нельзя. (Если не считать за "догматическую революцию" наше несогласие считать монархию единственно возможным способом устроения христианского общества). В области политики... Я не считаю нравственно безупречной позицию человека, который приближается к изголовью тяжко избитого человека и вместо помощи осыпает его упреками: что же ты, мол, не кричал и не звал на помощь, когда тебя били! Значит, слишком сильно били, так сильно, что и кричать было нельзя...

А с другой стороны, подумайте - если б во времена татарского ига нашлись церковные деятели, которые воспротивились бы политике Александра Невского, митрополитов Алексия и Петра, направленной на замирение с ордой, и начали призывать к анафеме и к организации немедленного восстания? Приблизил бы этот раскол час освобождения?..

Или что было бы, если б в Византии Церковь начинала бы раскалываться из-за политических симпатий или антипатий к тому или иному императору?

Нам не нужны "богословско-политические" инспекции из-за рубежа, проверяющие, так ли мы верим, православно ли молимся и благодатна ли наша церковная жизнь. Но мы с радостью примем попытки поделиться с нами духовным опытом, накопленным зарубежным православием, опытом жизни в условиях, весьма отличающихся от наших, но сейчас, кажется, уже становящихся и нашими.

Мы готовы к соединению - на церковной, а не на политической основе. От нас же требуют именно политических деклараций и жестов. Но так ведь скоро мы дойдем до того, что человек, пришедший креститься, сначала допросит священника о его политическом кредо и в случае несовпадения позиций пойдет искать другой приход!

Согласитесь, нелепа ситуация, когда будут сосуществовать "Русская православная монархическая церковь", "Русская конституционно-демократическая церковь", Белорусская православно-экологическая церковь" и т. д.

А если всерьез - церковь издревле строится только по территориальному признаку. Епископ Нью-йоркский имеет не больше прав открыть свой приход в Рязани, чем епископ Ташкентский.

Всех тех, кто согласен быть с нами в единстве веры, кто желает с нами идти ко Христу, мы считаем своими и не желаем, чтобы государственные границы или политические пристрастия разделяли братьев.

Что касается так называемых украинских автокефалистов - эти люди хотят видеть в Христе не своего Господа и Судию, а союзника. Союзника в политической борьбе. 2000 лет назад люди также отнеслись ко Христу, как к политической фигуре: одни надеялись на Него как на политического лидера, другие опасались Его так же, как опасного политического преступника. И в итоге вместе они распяли Его... Подчинение церковных интересов политическим, превращение Церкви в инструмент политики всегда является насилием над верой и Церковью, всегда ведет Церковь на Голгофу.

Лишь человек неглубокой веры, не подлинный христианин может использовать свою веру для достижения каких-то житейских или политических выгод. Но что является грехом для одного человека - является грехом и для группы людей, для партии. Если бы украинские автокефалисты четко могли разъяснить, в чем единство с русской Церковью мешает делу их духовного спасения и в чем они станут духовно богаче, отмежевавшись от своих русских братьев, - я постарался бы их понять.

У Украинской Православной Церкви есть свои специфические сложности, есть свои традиции. Зная об этом, мы предоставили ей независимость и самостоятельность в делах управления. Но несерьезно, когда скажем, использование церковнославянского языка на богослужении хотят запретить под предлогом, что это, мол, московские происки против украинского языка. Ведь и в Москве мы молимся не на русском, но это вопрос не политический, а богословско-духовный, и видеть в нем дискриминацию Церковью русских было бы явно неумно.

На языке же ультиматумов, обвинений и ненависти в любом случае в Церкви говорить не стоит.

- Ситуация в стране становится все более критической. Если не тайна, о чем вы молитесь в эти дни?

- Это, наверное, заключительный вопрос. И чтобы, отвечая на него, подвести итог всей нашей беседы, я хотел бы привести слова, которыми отец Георгий Флоровский заканчивает свою книгу "Пути русского богословия": "Ошибки и неудачи прошлого не должны смущать. Исторический путь еще не пройден, история Церкви еще не кончилась. Не замкнулся еще и русский путь. Путь открыт, хотя и труден. Суровый исторический приговор должен перерождаться в творческий призыв несделанное совершить. И многими скорбями подобает в царствие Божие внити".

... Вы разве не чувствуете здесь не только утвердительное суждение, но и молитву?

"Слово Патриарха", Духовная Академия, СПб, 1991

содержание   наверх
ИСКОМОЕ.ru
Расширенный поиск
Каталог Православное Христианство.Ру