|
|
Свет во тьме
|
Беседа с Патриархом Московским и всей Руси Алексием II ("Комсомольская правда" от 06 04 91)
- Сегодня наше Отечество переживает Смутное время. Внутри Церкви активизировались силы, которые стараются навязать мнение: какой должен быть истинный путь Церкви, как надо перестраивать и обновлять жизнь. Ваше Святейшество, что Вы думаете об этом?
- К сожалению, часто считают, что задачи Церкви находятся в одном контексте с задачами политических партий. Поэтому неизбежны и неизживаемы конфликты между Церковью и государством, Церковью и властью. Они были всегда. С самого начала Церкви приходилось платить кровью своих мучеников за право жить без постоянной ориентации "направо" и "налево". Этот конфликт не был решен и когда государство стало христианским. И в Византии, и в России государи продолжали считать свои интересы абсолютными интересами, а к Церкви относились как к некоему инструменту своей государственной политики.
- Утилитарное отношение государства к Церкви заметно и сегодня. Кстати, каково отношение Церкви к референдуму? Верно ли считать, что встреча Патриарха в Кремле стала своеобразным благословением Союзу?
- Во-первых, благословения никто не просил. Так что об этом речи нет. Наша страна является исторически сложившейся, со своими экономическими, духовными связями. Мы убеждены, что 1917 год не является ни началом, ни концом нашего исторического пути. Но идеологические и политические средства, которыми руководствовалось государство все эти годы, исчерпаны. Мы надеемся, что в противостоянии сил, выступающих за раскол страны, и сил, желающих сохранить прежнюю политическую систему практически неизменной, заявят о себе и иные силы, желающие нашему государству единства, но на принципиально новой политической основе. А требование однозначного "да" или "нет" - ведь это и есть большевизм мышления.
- Почему Патриарх приехал в Кремль накануне референдума, а не Президент прибыл в Патриархию?
- Даже князь Владимир приглашал к себе священнослужителей, крестивших Русь. Христос не стеснялся прийти не только к власть имущим, но и к последним грешникам.
- Не было ли попыток вовлечь Церковь в прибалтийский конфликт?
- Еще в прошлом мае Конференция Европейских Церквей, президентом которой я являюсь уже многие годы, приняла заявление, в котором говорилось: "Мы молимся о том, чтобы народы Балтики достигли самоопределения мирными законными средствами".
Январские же события в Вильнюсе вынудили меня уточнить позицию. 15 января в газете "Известия" применение вооруженной силы было мной охарактеризовано как грех.
- В чем суть конфликта Русской Православной Церкви с зарубежной Церковью?
- Для нас эти разногласия печальны, потому что они носят сугубо политический характер. Для Русской Православной Церкви размежевание верующих на политической основе - вещь неприемлемая.
Нас разделяет прежде всего наличие у нас, оставшихся в России, такого опыта, которого, к счастью, нет у них. Это - опыт жизни Церкви в условиях репрессивного режима, который установился на необозримое время. Как выжить в условиях тоталитаризма, если нет надежд на его распад? Вспомним, что еще в 70-е годы Солженицын говорил о том, что скорее с исторической арены исчезнет западно-демократическая модель общества, нежели коммунистическая. Легко с позиции книжного морализма обвинять нас в том, что мы заплатили "кесарю" слишком большую дань. Но как же можно не понимать, что раз дань платили именно мы - то мы и переживали нравственную боль и муку несравнимо большую, чем наши далекие судьи...
Ведь и для Патриарха Тихона в послереволюционное время сложнее всего было понять: власть большевиков - случайность, кратковременность или она воцарилась надолго. Это не вопрос приспособления или конъюнктуры. Для Церкви этот вопрос очень важен и серьезен: надо распознать волю Божью о нас. Любая власть - если она власть, а не мираж - от Бога.
В христианской, да и Патриаршей проповеди тех лет постоянно звучит мысль о том, что в бедах, постигших нас, виновны мы сами: "Достойное бо по делом нашим приемлем". Именно приемлем, а не отвергаем, не убегаем. Это область глубоких христианских переживаний.
Вообще можно сказать так: духовная мудрость человека определяется его отношением к тем несчастьям, которые постигают его самого, его народ, Родину. Она измеряется тем, в какой степени мы готовы принять, осознать и, если хотите, оправдать те страдания, которые постигают всех нас. Распознать в них не какую-то случайность, а крест, тяжелый крест, через который человек и должен обновиться, прийти к спасению. Христианский путь - это путь узкий, скорбный, путь крестоношения. - Что означает выражение "узкий путь"? Почему христианство при этом называют религией свободы? Почему Христос говорил: "Бремя мое легко"?
- Есть путь широкий, путь без ориентиров. Путь, при котором человек не понуждает себя ежедневно и ежечасно к духовным усилиям. Этот путь не способствует внутреннему рождению человека. Но если тот преодолевает свои слабости, душевные и духовные беды, то он преображается. Об этом мы сейчас забыли. Любовь, страдание - это крест. Христос еще до своего Распятия говорил: "Кто хочет быть совершенен, тот пусть возьмет крест свой и идет за мной".
Путь Христов тяжек. Это постоянное совершенствование. Любому, кто живет по совести, никогда" не бывает легко. Но духовно - это поистине бремя легкое и благое. Ибо радостно послушание совести, послушание любви.
- Ваше отношение к священнослужителям, которые стали депутатами?
- Священники, епископы, любой христианин имеет право участвовать в общественной деятельности. Но они не имеют канонического права отождествлять свою позицию с позицией всей Церкви.
- Это - грех?
- По меньшей мере, самозванство. Главное для Церкви соединять людей там, где их можно соединить. Именно тогда, когда растет политическая поляризация, для Церкви важнее всего стать для всех - убежищем и спасением. Обычно человек приходит в Церковь и священник его спрашивает: како веруеши? Но сейчас же ситуация обратная. Прихожанин намерен допросить священника о его политических взглядах и на основании этих ответов решить, будет ли он молиться у этого батюшки или нет.
- Как обустроить Россию? У России есть своя духовная миссия?
- У России своя судьба. И я убежден, что она отлична от путей иных народов. Но нельзя внешне вернуть то, что было 70 или 300 лет назад. Это утопия. Нельзя вернуть политическую систему. Но можно перейти, вернуться к утраченной системе ценностей. Когда говорили "Святая Русы", то это не означало, что Русь считала себя святой. Русь стремилась к святости, чистоте и безгрешности. Если мы хотим возродить Святую Русь, то мы должны возродить ту систему, иерархию ценностей, которой мы обязаны лучшими страницами своей истории.
- Каковы эти лучшие страницы?
- Страницы эти связаны с убежденностью, которую Русь, Россия впитала от православия: только святость нормальна для человека. А грех, любой, даже самый маленький и самый распространенный, ненормален и искажает природу человека.
Абсолют, стремление к абсолюту - национальная черта России. Она проявлялась и проявляется во всех. Да в тех же большевиках, в конце концов. Россия с болью, но пережила время служения богам ложным. Боюсь, однако, она не сможет пережить то время, когда человек вообще откажется служить чему бы то ни было, полагая свое маленькое и здешнее бытие вполне самодостаточным.
- Зарубежная Церковь давно уже причислила Императора Николая II и его семью к лику святых. Почему это не сделала Русская Православная Церковь?
- Каждую неделю Патриархия получает по этому поводу послания и "за", и "против". Канонизация не означает ничего в судьбе того человека, который канонизируется. Божий суд над ним уже свершился. Канонизация имеет смысл, как некий церковно-педагогический акт для людей, которые еще продолжают свое земное существование. Сейчас слишком сильна тенденция канонизировать все деяния его жизни. Не за то, как он умер, а за всю его политику и жизнь. Здесь есть опасность не канонизации, а идеологизации. Здесь спорных вопросов очень много. Пока не будет у людей выработано православное отношение к мученичеству, как к тому, что не столько завершает земной путь, сколько открывает новую жизнь, до тех пор эти вопросы будут возникать.
- Этот акт может вызвать конфликт между Церковью и властью?
- Сейчас по крайней мере церковное сознание озабочено гораздо больше сохранением мира в Церкви, нежели отношениями с властью. Не может быть речи о том, что царя Николая II не спешат причислить к лику святых в силу его царского происхождения. Ведь и в самые страшные времена мы не отказались от открытого почитания как святых князя Владимира" или Александра Невского.
- Говорят, что Русская Православная Церковь - Церковь, тесно связанная с советской властью. Подтверждение тому ищут в конфликте с Русской Зарубежной Церковью...
- Легко заклеймить вместо того, чтобы серьезно и взвешенно разобраться в реальном положении, в истории. Человеку, конечно, удобнее снять с себя ответственность перед Богом, чем вдумываться.
Схема вполне стандартна. Похожа на традиционную уловку былых антицерковников. Взять какого-то отдельного священника или монаха и сказать: "Вот он какой нехороший. И все они такие..."
- Есть слова Христа: "По пришествии Своем найду ли Я веру на Земле?" Как это понять?
- Глаза боятся - руки делают. Эта русская пословица о работе. Когда отстраненно посмотришь на религиозную запущенность российского общества, становится страшно. Но когда видишь, как то в одном, то в другом человеке зажигаются огоньки веры, любви, кротости и молитвы, отчаяние уходит.
Мы не знаем, какие судьбы ждут Россию. Но мы должны исполнить свой долг. Мы должны нашу радость о Христе воскресшем подарить как можно большему количеству людей.
- Что значит русскому в России быть христианином?
- Наверное, то же самое, что и еврею. Помните, Иоанн Креститель говорит фарисеям: "Не вздумайте говорить о себе - отец у нас Авраам". Так и нам, пожалуй, нет смысла восклицать: отец у нас - Сергий Радонежский, если мы лишь клянемся его именем, но не живем его молитвенной жизнью.
- Как Вы относитесь к патриотическим движениям?
- Патриотические движения у нас - крайних форм, но в них может быть две вещи, дающие надежду на то, что их можно преобразить. Первое - это небезразличие к судьбам своей страны. И второе - в них есть дух служения, о котором мы говорим. Они действительно хотят служить идее, может быть, несколько неправильно понятой, извращенной, с неверно понятыми целями и задачами. Если бы у Церкви была возможность серьезного воспитания, то и это можно исправить. Есть религиозная дикость, но есть еще и одичалость национального сознания. Принцип церковной жизни здесь, как и во всей, наверное, человеческой жизни, такой: отсекать ничего нельзя. Надо преобразовывать.
- Ваш первый Патриарший визит был в Израиль. Обсуждался ли там вопрос об антисемитизме в России?
- Я встречался с премьер-министром Й.Шамиром, с президентом Израиля X. Герцогом, с религиозными лидерами Иерусалима. У меня сложилось впечатление, что они понимают, что христианство и православие нельзя считать источником антисемитизма. Чрезвычайно важно и показательно было, что израильская сторона выразила готовность содействовать нашей Церкви в решении наших имущественных проблем в Палестине, а также вопросов, связанных с возрождением паломничества во Святую Землю.
- Божья Матерь покровительствует России... В день отречения императора Николая II от престола была явлена икона Божией Матери, на которой изображена Богородица, держащая скипетр и державу, символы царской власти...
- В те дни при участии святителя патриарха Тихона был написан акафист этой иконе, Державной иконе Божией Матери. В нем есть такие слова: "Премилостивый Господь и Создатель наш посла во дни гневнаго Посещения Своего Ангела Пресветлаго новоявленна в образе Твоем Державном". Икона эта - не предостережение. Это утешение нам. Даже в скорби своей Господь придет к нам. В испытаниях наших Господь близок к нам, он не оставит нас. Мы, очевидно, ушли далеко от Него и поэтому испытываем боль. То же самое можно сказать и о совершившемся 2 месяца назад возвращении мощей преподобного Серафима. В наступающие для народа, для страны тяжелые, скорбные дни нам тоже дается это духовное утешение.
- В чем скорбность будущих дней?
- Да в том, что на самых разных уровнях, в самых разных областях жизни людей постигает очень печальное нездоровье, начиная от уровня государственного, национального бытия. В душе человека тоже начинается идеологизация.
- Похоже, что самые трудные времена нас ждут впереди...
- Я думаю, что да. Мы не имеем права убаюкивать людей. Сейчас те группы, партии и лидеры, которые говорят:
идите за нами, и мы вам за столько-то дней или лет все устроим, несут очень большую, тяжелую ответственность, потому что очень разрушительно для человеческого сознания - обещать что-то и не выполнять. Но потом-то наступит ухудшение, это неизбежно. Надо честно предупредить людей о том, что начинаются тяжелые времена. К ним надо быть внутренне готовыми. В конце концов, время нашей скорби может быть сокращено в зависимости от нашего внутреннего состояния.
Если мы придем к подлинному покаянию, только тогда возможно улучшение. Но покаяние означает перемену самой системы ценностей. Для чего мы живем? Опять тот же самый вопрос: во сколько мы оцениваем свою душу, свою жизнь?
- Как Вы думаете, монархия для России - лучшая политическая система?
- Дело в том, что монархия в России была разной. Скажем, великие княжества домосковского периода, царствование московского периода и императоры петербургские - это разные модели государственного строения. И главное, религиозное самосознание было разное. Скажем, Великий князь Киевский или Владимирский, или Московские князья, до Ивана Грозного, ощущали себя служителями земли Русской. А начиная с Ивана Грозного, они чувствовали себя властителями. Не думаю, что так однозначно этот вопрос можно ставить или решать. Нельзя забывать, что для Церкви не могут существовать какие-то вечные и непреходящие национально-государственные устроения. Вечностью обладает человеческая душа. Все остальное может уходить. Нам нужно, решая вопросы будущего нашей страны, всматриваться не столько в наше прошлое, сколько вслушиваться в голос Божий, те события, которые сейчас происходят.
- Акафист иконе Державной Божией Матери был забыт официальной Русской Церковью и читался лишь в Катакомбной церкви. Значит, Русская Православная Церковь шла на поводу у богоборческой власти?
- Державная икона всегда почиталась. Она хранилась и в Церквах, и дома у верующих. Акафист, службы переписывались и читались. Но есть слова апостола Павла: "Не давайте повода ищущим повода". Поскольку власти в этом акафисте видели обличение своего зла и поэтому боялись, то зачем же их провоцировать и вызывать на Церковь лишние беды, лишние гонения? Для понимания христианской политики чрезвычайно важно уяснить, что христианство вообще - реальность иерархическая. Существует иерархия ценностей: что важнее всего, что необходимее всего? Для Церкви важнее всего сохранить себя, сохранить для людей, для возможности доступа к чаше Христовой, к чаше причастия.
Есть правило: христианину приходится брать на душу грех, чтобы избежать греха большего. Если хотите, типичный пример: война, Церковь не вольна в этом. Ей приходится благословлять солдат, защищающих Родину. Убийство остается убийством даже на войне, и это грех. Солдат, вернувшись с войны, должен нести покаяние.
- Но ведь убивать - не желание солдата, а его долг...
- Долг есть долг, но любое убийство отравляет душу. На войне солдат ненавидел кого-то. Рана душе нанесена.
- А если человек не идет на войну?
- Грех еще больший.
Но есть ситуации, в которых человек, христианин должен жертвовать личной чистотой, личным совершенством. Для того, чтобы отстоять нечто большее.
- Отечество?
- И Отечество. И Церковь, и вообще ближних.
- Нежелание служить в армии - большой грех?
- Это не в традициях Русской Церкви. Иоанн Креститель сказал солдатам Римской армии, по сути, оккупационной:
"Слабых не обижайте". Он не говорил:
уходите из армии, поворачивайте оружие против ваших эксплуататоров. "Слабых не обижайте".
Так же и в области церковной политики. Вот Преподобный Иоанн Лествичник в VI веке говорил в наставлении к пастырям: "Можно оставить одно добро ради другого, большего добра. Так поступил тот, который бегал мученичества не по страху, но для пользы спасаемых под его руководством".
Так и в отношении митрополита Сергия, последующего церковного руководства при советской власти. Приходилось говорить неправду, приходилось говорить, что у нас все нормально. Но ведь шли гонения на Церковь. Делались заявления о политической лояльности. Отказывались от полноты церковной жизни, от благотворительности, от милосердия, от Державной иконы Божией Матери тоже. Шли на компромиссы. Ради того, чтобы оставили Церковь людям. Чтоб Церковь не ушла совсем в катакомбы. Чтоб человек мог найти, если у него есть желание, этот храм. Чтоб он мог хотя бы причаститься и исповедаться. Митрополит Сергий, когда подписывал декларацию, сам находился в тюрьме, но он подписал не для того, чтобы выйти. Есть сведения, что ему сказали так: если вы не подпишете, все епископы, которые находятся в заключении, будут расстреляны. Это свыше сотни человек. Вот вопрос: можно ли покупать чистоту собственных одежд ценой сотни жизней? Хорошо заявлять об абсолютистских позициях, находясь за океаном. В таком случае я могу сказать митрополиту Виталию: если вы убеждены, что миром правят масоны, то почему вы не анафематствуете президента США?
- Может ли повториться гапоновщина?
- Может, пока у нас будут священники, которые полагают, что их главная задача - не свершение таинств, не священнослужение, а политика.
"Слово Патриарха", Духовная Академия, СПб, 1991
|
|
|